«Я не даю мальчикам ни секунды покоя – для наркоманов труд страшнее отсутствия наркотиков». Юрий Теребунь создал центр реабилитации, напоминающий трудовую колонию.
И ОДИН в поле воин. Так считает руководитель центра социальной реабилитации наркозависимых подростков Юрий Теребунь. Престижную руководящую должность он оставил за восемнадцать дней до выхода на пенсию: надо было спасать «севшего на иглу» сына, поэтому ждать даже две недели Юрий Николаевич не мог. Из соображений этики подробности трагедии семьи Теребунь я опущу, скажу лишь, что именно она заставила Юрия Николаевича пристальнее всмотреться в окружающий его детей мир. Врачи-наркологи называют 2001-й год пиковым: тогда тяжелые наркотики город буквально захлестнули. За пятилетку количество наркоманов среди подростков увеличилось в четырнадцать раз. На учете в наркодиспансере стояли более тысячи семисот человек, в реальности – их вдесятеро больше.
Около пяти лет назад на базе бывшего пионерлагеря «Озерное» Теребунь учредил центр реабилитации. Своим жестким режимом и автономным существованием он напоминает описанную в «Педагогической поэме» трудовую колонию. Только профессиональному воспитателю Макаренко с выбором помогла советская власть, а производственник Теребунь руководствовался лишь собственным желанием помочь запутавшимся детям. За время существования центра через его руки прошли около ста двадцати мальчишек и девчонок. Сыну одного из своих «колонистов» он недавно стал крестным отцом.
Работает Юрий Николаевич на общественных началах, без выходных, практически один: за четыре года четырнадцать человек не выдержали, ушли. Теребунь их не осуждает: «Мои мальчишки и меня-то порой сводят с ума. Могут с вилами броситься, с топором. Один шприцы на елку на Новый год вешал, а родители подойти не могли – он бил их». Несмотря на ежедневное созерцание самых темных уголков человеческой сущности, Теребунь по-доброму зовет своих подопечных «моими мальчиками». Говорит: главное, что нужно в них разбудить, – уважение к самим себе и веру в то, что их, таких, все равно любят и искренне хотят помочь…
– Юрий Николаевич, в чем заключается социальная реабилитация в вашем лагере?
– В ежедневной необходимости проявлять характер. Это по-разному можно делать: в прорубь нырять, гирю поднимать, норму трудовую перевыполнять, главное – воспитывать волю. У них ее нет совсем. Почему в нашем государстве такая молодежь? Она безвольная. Не все, конечно, но те, кто пьет, употребляет наркотики, токсичные вещества, – безвольные люди. Раньше стыдно было быть пьяным в общественном месте. Сейчас нормы другие: добывай деньги, не работая. Мои токсикоманы говорят: мы в день 300-500 рублей, побираясь, имеем. Зачем нам работать? Он купил себе сегодня кроссовки за 250, на остальные деньги – клей и пиво. Радости у них – деньги стащить, старуху в лужу толкнуть, подсунуть «лоху» вместо героина мел с димедролом…
– Неужели удается таких переубедить?
– А вы у них спросите. Единственное, что не могу искоренить, – сигареты и пиво. В начале лета два моих «интернатских» токсикомана засобирались в детский лагерь. Спрашиваю: «Зачем? Там ведь тоже дисциплина?» «Нет, – говорят, – Юрий Николаевич, мы там как позавтракаем, ягоды соберем, воспитателям продадим и в киоске купим сигарет. А некоторые воспитатели нам сами сигареты дают вместо денег». Я им: «Вам по 14 лет, а вы мне по плечо. Какая девушка с вами дружить будет? Вы же в росте останавливаетесь, в развитии. Прекращайте курить».
Хоть интеллект у них и нарушен, но заставлять их думать надо. То же и с наркоманами. Общества нормального они не видели, у них одно занятие было – найти денег, принять дозу, полежать и снова искать денег. Как животные, которые поели – и в стойло.
– Надо ли вообще таким помогать? Не надумана ли проблема? Наркоманы сами свой выбор однажды сделали. Может, пусть и выбираются сами?
– Так рассуждают недалекие люди, кто горя не испытывал в семье. Представьте – человек шел, случайно упал в яму и переломал себе ноги. Так что – пусть там и помирает, потому, что сам упал? Это может случиться с каждым. Наркоманией поражены все слои населения. Правда, сегодня в большей степени обеспеченные. 90 процентов так называемых мажоров «сидят» на амфетаминах и «синтетике». Придите на любое их сборище, загляните в глаза – вся молодежь «под наркотой». Они, конечно, научились скрывать: нафтизин закапают – и зрачок нормальный. А что разговор заторможенный – так это они «так разговаривают».
– Дети состоятельных людей – главный объект торговцев из-за платежеспособности?
– Да. Одна таблетка «синтетики» стоит 900-1600 рублей, героинщику в месяц надо от 30 до 60 тысяч – кто себе может такие деньги позволить? Это ребята из средней и низкой прослойки пускай клей в подвалах нюхают. А мы, элита, будем потреблять то, что хотим: денег у нас на все хватит. У них даже свой код есть: должна быть определенная одежда, крутая машина и – наркотики. Постоянно быть «под кайфом» – их нормальное состояние. И новенький, вливаясь в их небольшой круг, начнет играть по их правилам, чтобы стать своим.
– Наличие у подростка машины – это, в конце концов, вопрос материального достатка. Почему бы и нет, если есть деньги. Наркотики-то тут при чем?
– В этом кругу свои правила поведения, и наркотики стоят в том же ряду, что и машины, наличие которых так же неуместно хотя бы потому, что дети их просто не заработали. Это одно. А еще бывает: родители, узнав, сами начинают покупать наркотики ребенку, чтобы тот дома кололся, не «светился». Так известные люди защищают свой имидж.
– А их к вам силой привозят?
– Нет, сами обращаются. Недавно приезжает один отец: «Здесь наркоманами занимаются? Пацан мой привез меня сюда, сам в Ташбулатово остался, говорит: иди, договаривайся».
Из Белорецка ко мне приезжали, из Пятигорска, Минеральных Вод… Одна медикаментозная реабилитация редко помогает. В диспансере с психикой не работают, в основном, чистят кровь. Туда, кстати, часто обращаются, чтобы просто «сбить дозу»: после стандартной 20-дневной терапии наркоману требуется в разы меньше героина, а, следовательно, и меньше денег. Через несколько месяцев курс надо повторять. Мы с диспансером, кстати, пытаемся объединить усилия, дополнять медицинскую реабилитацию социальной и наоборот.
– Тем не менее, даже пришедшие добровольно не всегда могут жить по вашими правилами?
– Все наркоманы – неработающие люди, натуральные тунеядцы. А здесь – подъем в семь, завтрак сами себе приготовили и – на работу. То стирают свои постели, то в огороде работают, то за скотиной ухаживают (лагерь живет за счет своего натурального хозяйства). Я не даю им ни секунды покоя. Для них труд страшнее, чем отсутствие наркотика, вот и бегут иногда. Я через забор и за ними, до «Юбилейного» по трассе однажды бежал. Но самое страшное, как ни странно, начинается, когда они возвращаются домой. Дело в том, что эти дети – хорошие манипуляторы. Легко внушают родителям чувство вины за то, что впервые в жизни… РАБОТАЛИ! На себя, заметьте, не на меня. «Вы виноваты, что я там оказался», – упрекает их вернувшийся отсюда ребенок. И папа с мамой «ведутся» – да, конечно, Ванечка, отдыхай. И все – правильно проросшая веточка ломается, и все идет по-прежнему: безделье, праздность и старые друзья с наркотиком.
– Но вы же наверняка с родителями об этом говорите?
– Говорю, но любовь-то сильнее. Особенно материнская. Сначала я ласково с ними беседовал, тактично. А сейчас жестко: вы убийцы! Вы хороните своих детей и себя вместе с ними! Кому нужна такая любовь, если ваш пацан погибает? Это нормально, когда один папа привозит сыну на Новый год ящик водки и в снегу от меня прячет, а другой поддается на уговоры наследника «попробовать» и колется сам? Зато другому моему пареньку брат сказал: или бросаешь наркотики, и мы роднимся, или ты в этом городе жить не будешь. Вот это, я понимаю, условия. Примерно так и надо с них требовать: возвращаешься к этому дерьму – тебя нет для нас.
– Что изменилось за последние годы? Власти же вроде поставили заслон наркотикам.
– Я вам словами своего мальчика отвечу. Он говорит: «Вы вокруг посмотрите – все ж наркоманы». На их сленге – «вмазанные». Сейчас наркотики просто достать – позвонил, тебе привезут. Домой, в больницу, на Банное… Все наркоманы знают машины так называемой доставки на дом, их немного. Перед ночными дискотеками все любители потанцевать заранее «заправляются» – нормальный человек не может до семи утра без допинга дрыгаться. Да и там легко найдут, если кому-то потребуется.
– Я, например, вокруг себя наркоманов не вижу. Может, мы все-таки разными дорогами ходим?
– Просто вы не знаете их повадки. Мои определяют сразу, причем не по следам от уколов. Колются сейчас грамотно: в щиколотку, пах, подмышку, под язык. Наколку могут сделать на шее – чтобы синяков не видно было. По нюансам поведения узнают, по одежде, по очкам не к месту: им солнце глаза жжет. По бутылке с водой и чупа-чупсам – у наркомана постоянная жажда и тяга к сладкому.
– Напрашиваются главные российские вопросы: кто виноват и что делать?
– Все понемногу виноваты: власти – в том, что наркотик можно свободно купить, семья – в том, что дети не знают, что такое хорошо и что такое плохо. Всем и бороться надо. Наша задача – помочь им принять решение навсегда избавиться от этой привычки. Поверьте, среди наркоманов много тех, кто хочет, чтобы им помогли. А тех, кто реально может помочь, как правило, близко нет. Я делаю, что могу, но этого мало. Токсикоманов в моем центре трое, а в городе их сотни. Наркоманов лагерь может принять 50 человек, а я один – максимум 20. Нужна программа постоянной профилактики. Общая, комплексная, обязательная для всех.
– Какие инициативы уже были? Раньше, я помню, много о наркомании говорили.
– В 2002 году, когда президент призвал всех к борьбе с наркотиками, была в нашем городе акция. Разовая. Мы выступали в школах, институтах. Ни одного нарколога среди нас, правда, не было. Они отказались: мы, мол, лечим, профилактикой не занимаемся. Чиновники с депутатами ездили через раз, человека по три. Лишь однажды, когда было телевидение, все собрались. А людям было интересно. Помню, в строительном колледже выступали, а в соседнем зале шло родительское собрание. Так оттуда к нам все перебрались потихоньку – в проходах стояли, вопросы задавали. На следующий год составили городскую программу и… благополучно ее похоронили. Путин стал говорить о беспризорниках, и борьба с наркоманией закончилась – газетная шумиха прекратилась, все стихло.
– Выходит, профилактика наркомании – забота семьи?
– Нет, не только, над этим просто надо работать. Властям, молодежным комитетам, врачам, учителям, силовикам – всем. Надо объединять усилия. Министр здравоохранения во всеуслышание заявил: «Одна медицина бессильна. Мы работаем скорой помощью при передозировке, а наркоманам нужна длительная реабилитация». Надо садиться за «круглый стол» представителям всех государственных структур и разрабатывать стратегию противодействия наркотикам.
P.S.: В нашей стране наркомания признана болезнью, поэтому официально с ней борются только госучреждения здравоохранения. Эффективность лечения в городском наркологическом диспансере составляет 16 процентов. «Это прогресс, – говорит Юрий Теребунь, – раньше со страниц всех газет врачи говорили о трех процентах». Сам он считает наркоманию отвратительной привычкой, порождаемой бездуховностью и низким моральным уровнем нашего общества. Из каждых двадцати его «колонистов» окончательно завязывают с наркотиками не менее десяти. Тем не менее, Теребунь в своей борьбе по-прежнему одинок.
Ольга ПЛАТОНОВА